How Bad Is Our Decision Making?

Оригинальное название: 
How Bad Is Our Decision Making?

Большое обсуждение рациональности. Часть 1

Вступление

В двух предыдущих частях мы видели, как сотни исследователей в последние тридцать лет выяснили, что люди часто поступают крайне неоптимально. Их мыслительные привычки ведут к неэффективным действиям и неоправданным убеждениям:

  • некорректно оценивают вероятности;
  • плохо проверяют свои предположения;
  • они нарушают формальные аксиомы выбора;
  • неадекватно оценивают степень своей уверенности;
  • их выбор зависит от неуместного контекста;
  • игнорируют другие возможные объяснения;
  • и прочее, и прочее, и прочее,

Назовём исследователей, работающих с эвристиками и когнитивными искажениями, Прогрессорами (в оригинале Meliorists). Это люди, считающие, что путём изучения и просвещения можно добиться улучшения, сделать людей более рациональными в самом широком смысле слова — научить лучше достигать свои цели и лучше знать мир.

Это выглядит несколько оптимистичным и в какой-то мере так и есть. Сама идея «прогрессорства» отчасти берёт своё начало в мысли «я знаю, как лучше». Эта идея далеко не всем по душе, поэтому необходимо рассмотреть и другие точки зрения, тем более что к тому есть эмпирические и теоретические предпосылки.

В последние два десятилетия среди эволюционных психологов и экологов-теоретиков сформировался альтернативный взгляд на эвристики и когнитивные искажения. Они рассматривают результаты классических экспериментов как свидетельства оптимальной адаптации к данным конкретным условиям. Согласно данной точке зрения, разрыва между «описательной» и «нормативной» моделью нет, поскольку вторая является одновременно и первой. Эту группу учёных можно назвать Панглоссианами — по имени персонажа повести Вольтера «Кандид», при всех несчастьях полагавшим, что мы живём в наилучшем из миров.

Как позицию Панглоссиан можно совместить с многочисленными демонстрациями того, насколько люди далеки от эффективных и точных решений? Из предлагаемых многочисленных объяснений можно выделить два:

  • нормативная модель неприменима, так как участники экспериментов понимают задачи иначе, чем экспериментаторы — эти понимания несопоставимы;
  • результаты экспериментов, кажущиеся удручающими, с точки зрения эволюционной успешности как раз идеальны.

Дальше мы рассмотрим эти и другие объяснения подробнее.

Большое обсуждение рациональности

Противоречия в позициях Прогрессоров и Панглоссиан привели к Большому Обсуждению Рациональности — спору о том, насколько иррациональна механика человеческого разума. В этом ожесточённом споре причудливо смешались политика и психология в разнообразнейших пропорциях.

Это неудивительно — ведь различные модели человека приводят к неисчислимым следствиям в экономике, политике, философии и прикладных теориях, используемых нами для понимания других людей. Например, весьма влиятельная часть лагеря Панглоссиан в данный момент определяет основные направления современных экономических теорий, считающих, что люди и совокупности людей действуют в высшей степени рационально даже в условиях неполной или недостоверной информации. Подобное представление весьма характерно для современных экономистов и они воспринимают в штыки результаты экспериментов, демонстрирующих человеческую иррациональность.

Работы когнитивных психологов лишь усиливают подобную враждебность, так как выявляют вопиющую неправдоподобность предпосылок, лежащих в основе теорий экономистов-Панглоссиан. Например, эти экономисты неспособны предложить решение известной проблемы «люди не откладывают на старость достаточно денег», то есть поступают иррационально — ведь Панглоссиане считают, что люди весьма рациональны. Доходит до того, что видные экономисты просто констатируют, что «люди просто ошибаются».

Спор о том, что «люди просто ошибаются», лежит в основе множества публичных обсуждений о необходимости государственного регулирования. Яркий пример тому — статья в журнале «The Economist» с подзаголовком «Экономисты считают, что люди знают, что они хотят. Рекламщики считают наоборот. Кто прав?» Прогрессоры думают, что рекламщики правы и люди часто не знают, что им надо, и потому на них возможно влиять к выгоде рекламщиков, но отнюдь не их собственной. Панглоссиане, напротив, полагают, что люди лишь узнают от рекламщиков о чём-то новом, а затем рационально принимают решение — к своей выгоде, не рекламщика. Эта точка зрения весьма удобна для лоббистов рекламной индустрии, сопротивляющихся запрету определённых видов рекламы. Прогрессор же считает, что людей легко сбить с толку, поэтому недобросовестные или неэтичные виды реклам следует ограничивать.

То, что «люди просто ошибаются», в ранних работах когнитивистов часто принималось как молчаливое предположение. Далее мы покажем, как теоретики-Панглоссиане интерпретируют результаты широко известных экспериментов когнитивистов.

Альтернативные интерпретации неудач в «задаче выбора четырёх карт»

Эта задача обсуждалась в предыдущем разделе: на столе лежат карты (K, A, 8, 5). Сообщается, что они подчинены правилу «если на одной стороне гласная, на другой стороне чётное число» (правило типа «если P, то Q»). Правильный ответ — A и 5 (P и не-Q) — дают меньше 10%.

Самое первое объяснение природы трудностей при решении этой задачи было сформулировано в терминах, описывающих крайнюю трудность при проверке гипотез противоречащими им данными. В 1994 году Оаксфорд и Чатер предложили альтернативное объяснение в предположении, что обычный человек решает эту задачу весьма рационально — если принять очень важное допущение, что он видит в условии задачи больше, чем написано. Оаксфорд и Чатер предположили, что участники экспериментов воспринимали задачу шире, с учётом распространённости различных типов надписей (букв, цифр..) на картах. Из этого следует, что, хотя экспериментатор и говорил только про четыре карты, участник эксперимента считал, что надписи на картах относятся к различным классам с разной степенью распространённости. Теперь представьте, что вам предложено правило «если съесть гадость, то заболеешь». Разумеется, вы сначала начнёте искать для проверки примеры во множестве «те, кто съел гадость». Будете ли вы искать во множестве «те, кто не заболел»? Наверняка нет — это множество слишком велико. Но можно поискать во множестве «те, кто заболел» и проверить, не ел ли гадость кто-то из заболевших.

Описанные допущения не содержатся в условиях задачи ни в каком виде. В них речь идёт только про четыре карты, но не про классы надписей на них. Оаксфорд и Чатер, тем не менее, показали, что если принять, что участники думали про классы надписей, их сравнительную частотность и не обращали внимания на точные слова инструкций, то сделанный большинством участников выбор выглядит намного разумнее и рациональнее.

Эволюционными психологами было показано, что многие задачи, которые с трудом решаются в общем, абстрактном виде, легче решать, если те представлены в подходящем контексте — особенно в том, к которому человек приспособился. Это было показано и для задачи выбора из четырёх карт.

Например, испытуемым показывали четыре карты:

  • Балтимор
  • Вашингтон
  • самолёт
  • поезд

и говорили, что правило таково: «Если на одной стороне написано ‘Балтимор’, то на обороте должен быть ‘самолёт’».

Легко видеть, что применительно к правилу «если P, то Q» эти карты соответствуют P, не-P, Q и не-Q. Как ни странно, в этой задаче распределение верных и неверных ответов практически не изменилось — её оказалось столь же сложно решить, как и классическую.

Есть, однако, и другие вариации того же эксперимента, более реалистичные. Например, представьте, что вы полицейский, патрулирующий один из местных баров и следящий за соблюдением законов. Один из законов таков: «если человек пьёт пиво, то ему должно быть больше 21 года». На столе лежат четыре карты. На одной стороне написан возраст человека, на другой — что он пьёт. Вы видите следующее:

  • возраст: 22;
  • возраст: 18;
  • пьёт: пиво;
  • пьёт: кока-колу.

Какие две карты вам необходимо перевернуть, чтобы проверить соблюдение закона?

Большинство людей эту задачу решает правильно, даже те, кто не сумел решить более абстрактную версию. Легко видеть, что это та же «если P, то Q» задача и ответ (P, не-Q) — в данном случае (18, пиво).

После появления «задачи о выпивке», исследователи, казалось, нашли способ наталкивать участников на правильный ответ в задачах такого типа. Радость, однако, была недолгой, так как сразу появились сомнения в том, что самый процесс решения «абстрактной» версии задачи тот же, что процесс решения «задачи о выпивке». Исследователи начали думать, что эти две задачи, несмотря не внешнюю схожесть правил, запускают фундаментально разные механизмы мышления. Например, абстрактная версия правила может рассматриваться как констатирующая, описывающая законы природы (то, что есть), а «пьяная» версия как юридическая, описывающая законы общества (то, что должно быть). Многие теоретики считают, что два этих типа правил запускают разные механизмы мышления.

Самой известной среди таких гипотез является теория о том, что в процессе эволюции возникли системы, отвечающие исключительно за взаимодействия в группе. Эти системы породили правило «за удобства надо платить» и чрезвычайно чувствительные «детекторы обмана», следящие за его соблюдением. В «задаче о выпивке» человек 18 лет, пьющий пиво — просто обманщик, получивший преимущество задаром, и это приводит к срабатыванию «детектора обмана». Размышление над законом природы, разумеется, не запускает этот детектор.

Таким образом, эпистемическая рациональность, присущая абстрактной задаче (проверка гипотез о мире), заменяется инструментальной рациональностью (что допустимо и осмысленно делать в тех или иных ситуациях).

Альтернативные интерпретации ошибок конъюнкции

Вторым примером проблемы, чьё обычное решение теоретики-Панглоссиане считают очень рациональным — это «проблема Линды», рассмотренная ранее. Люди считают, что вероятность того, что Линда банковский служащий-феминистка, выше, чем вероятность того, что Линда просто банковский служащий. Тверски и Канеман полагают, что это происходит благодаря подмене логического решения «механизмом похожести» (»банковский служащий-феминистка» больше похоже на описание Линды, чем «банковский служащий»). Логика, разумеется, говорит, что множество банковских служащих-феминисток меньше множества банковских служащих.

По мнению многих исследователей, здесь участники экспериментов оценивают не вероятность самих высказываний о Линде, а вероятность того, что тот или иной вариант озвучит экспериментатор, много знающий о Линде (и, в частности, знающий о том, что она феминистка). В этом случае их оценки весьма рациональны.

Среди теоретиков существует мнение, что «механизмом по умолчанию» для решений, требующих больших интеллектуальных затрат, является скорее социальный, чем логический — когда больше полагаются на мнение собеседника. Результаты исследований «проблемы выбора из четырех карт» и «проблемы Линды», кажется, подтверждают это мнение, когда вместо энергозатратного использования абстрактного логического мышления применяется гораздо более дешёвый социальный механизм вида «он так много знает про Линду, ему виднее».

Альтернативные интерпретации игнорирования базовой ставки

Ранее в этой книге обсуждались два примера игнорирования базовой ставки — «проблема такси» (85% такси в городе Зелёные…) и «проблема вируса» (страна готовится к эпидемии вируса XYZ…). Люди игнорируют априорную вероятность события, особенно когда она по видимости не относится к делу и представлена сухой статистикой. Ряд исследователей считает, что это потому, что у нас развиты механизмы работы с частотой событий, но не с вероятностью наступления одного события. Эти учёные указывают, что проблемы, описанные в литературе по эвристикам и искажениям, трудны потому, что описаны в терминах вероятности одного события, а не в терминах частоты множества событий. Покажем это на примере одной и той же задачи, описанной в двух этих форматах.

В некотором регионе для внешне здоровых женщин 40-50 лет известно следующее:

  • вероятность рака груди у женщины 1%;
  • если у женщины рак груди, то маммографический тест сработает в 80%;
  • если у женщины нет рака груди, то вероятность ложного срабатывания маммографического теста 10%.

У внешне здоровой женщины 40-50 лет маммографический тест показал наличие рака груди. Какова вероятность того, что у неё действительно рак груди?

Вторая формулировка той же задачи:

В некотором регионе для внешне здоровых женщин 40-50 лет известно следующее:

  • из 1000 женщин у десяти есть рак груди;
  • из этих десяти на 8 сработал маммографический тест;
  • из оставшихся 990 женщин маммографический тест сработал на 99.

Представьте себе группу женщин, на которых сработал маммографический тест. У скольких из них действительно рак груди?

Вторая версия задачи превращает работу с вероятностями в работу с объектами разных классов. Во втором примере гораздо легче увидеть, что с позитивной маммографией всего 107 женщин (8+99), но рак есть только у восьми, то есть у 7.5% женщин.

Было показано, что представление задач в «частотной» форме облегчает их решение не только у обычных людей, но и у практикующих учёных.

Кажется, однако, что здесь дело не только в «частотной» форме постановке задач. Многие лаборатории показали, что существует множество других эффективных способов яснее показать связь между конкретным событием и классом таких событий, чтобы заметно облегчить работу с вероятностями.

Альтернативные интерпретации свехуверенности при калибровке знаний

Ранее мы обсудили эффект сверхуверенности при калибровке знаний, когда людям предлагали не только ответить на вопросы, но и оценить свою уверенность в ответах. Как правило, уверенность в ответах заметно выше доли правильных ответов.

Некоторые исследователи придерживаются мнения, что при иначе поставленных экспериментах эффект сверхуверенности вполне нормален. Например, предполагается, что люди при оценке своей уверенности в ответе опираются на «намеки» в своей памяти, имеющие отношение к вопросу. Например, вопрос о том, где больше населения — в Филадельфии, Колумбии или Огайо — человек может ориентироваться на то, что Филадельфия имеет бейсбольную команду в высшей лиге, а Колумбия нет. В США это вполне может иметь смысл — чем крупнее город, тем вероятнее наличие в нём бейсбольной команды из высшей лиги.

Было высказано предположение, что подобные «намёки» используются не только при ответах на вопросы, но и при оценке уверенности в ответе — чем качественнее мы считаем намёк, тем увереннее в ответе. Таким образом, если вопрос и «намёки» в памяти относятся к примерно одной области (как вопрос о количестве населения в городах и «намёки» о наличии бейсбольных команд высшей лиги так или иначе относятся к США), то эффекта сверхуверенности не возникает.

В экспериментах когнитивистов, однако, вопросы задавались в основном не «из жизни», поэтому уверенность в качестве «намёков» (которые в подходящем окружении вполне нормально работают) играет с испытуемыми злые шутки и возникает эффект сверхуверенности.

Учёный-Прогрессор на это непременно заметит, что при смене контекста необходимо уметь переоценивать и качество своих предпосылок. Так, первый ученик в школе обязан пересмотреть своё мнение о себе, придя на первое занятие в институте — вряд ли останется первым среди прочих «первых учеников в школе», пришедших в институт. В противном случае это окажется весьма неприятным опытом разочарования.

В жизни мы то и дело оказываемся в ситуациях, где наш прежний опыт и знания применимы лишь частично или неприменимы вовсе. Таким образом, эффект сверхуверенности — даже если весьма рационален в подходящей среде — в общем случае остаётся реальной проблемой.

Большое обсуждение рациональности. Часть 2

Альтернативные интерпретации угадывания вероятностей (probability matching)

Probability matching адекватно и коротко перевести на русский сложно. Речь о стремлении угадать вероятностей появления всех событий вместо следования самому частому.

Напомним: в эксперименте, где красная или синяя вспышка следовали в соотношении 70:30, испытуемые стремились предсказать появления и красной, и синей вспышки, в результате результаты были значительно хуже, чем если бы они постоянно ставили на красную вспышку.

Было проведено огромное множество экспериментов, в том числе на животных. Эксперименты показали, что данное поведение присуще всем, является всеобщим.

Оптимально ли подобное угадывание вероятностей в ситуациях выбора, рационально ли? Достаточно большое число исследователей полагают, что данное поведение оптимально, особенно если рассматривать его с точки зрения выживания вида в целом. В естественных условиях большинство животных перемещается туда, где больше еды, и трудно ожидать, что обилие еды продержится сколько-нибудь долго. Если все идут туда, где еды много, то всем достанется по чуть-чуть, а отнюдь не вдоволь. В подобной ситуации угадывание вероятностей выглядит оптимальной стратегией выживания вида — кто-то пойдёт туда, куда не пойдёт большинство, и может получить больше еды на одного едока и повысить шансы на выживание.

В условиях непредсказуемых катастроф подобное «нерациональное» размытие решений отдельных особей страхует вид от полного вымирания в случае, когда большинство попадает в какую-то маловероятную катастрофу (нерациональное разнообразие решений иногда полезнее рационального единообразия).

Альтернативные интерпретации искажающих убеждений при логических построениях (Belief Bias in Syllogistic Reasoning)

В предыдущем разделе не был рассмотрен аспект эпистемической рациональности, связанный с неразрывностью цепей убеждений в сетях знания. Человек должен уметь выводить новые убеждения из набора уже имеющихся. Если такой вывод приводит к противоречиям, то это, как правило, признак несогласованности исходного набора убеждения. Рассмотрим теперь частный случай подобного противоречия — искажающие убеждения при логических построениях, или стремление делать выводы, опираясь не на логику, а на сопутствующие убеждения.

Рассмотрим силлогизм:

  • предпосылка 1: всем живым существам нужна вода;
  • предпосылка 2: розам нужна вода;
  • вывод: розы — живые существа.

Верен ли этот ли этот логический вывод? Не читайте дальше, пока не сформулируете ответ.

Если вы похожи на 70% студентов университета, решавших это задачу, вы ответите «да, верен» — и ошибётесь. Из того, что всем живым существам нужна вода, не следует, что все, кому нужна вода — живые существа.

Это будет понятнее на другом силлогизме:

  • предпосылка 1: всем насекомым нужен кислород;
  • предпосылка 2: мышам нужен кислород.
  • вывод: мыши – насекомые.

Он, очевидно, неверен.

Если «силлогизм мышей» настолько очевидно неверен, что делает логически эквивалентный «силлогизм роз» столь трудным? Трудность в том, что вы знаете, что розы живые и что им нужна вода. Однако логическая правильность не имеет отношения к вашим знаниям, а лишь требует, чтобы вывод следовал из предпосылок. Вывод «розы живые существа» соответствует реальному миру и затрудняет осознание неверности силлогизма. Вывод «все мыши насекомые» не соответствует реальному миру и облегчает осознание неверности силлогизма.

Эффект влияния знаний, не указанных в задаче, в случае с «силлогизмом роз», так велик, что правильно разрешить его смогли лишь 32% опрошенных студентов.

»Проблема роз» иллюстрирует одно из фундаментальных вычислительных искажений человеческого разума — уже имеющимся знаниям присваивается очень большой вес и они буквально «давят» в процессе решения задач. Эти априорные знания влияют даже тогда, когда человеку явно сообщают о необходимости их игнорировать — настолько весом их вклад и столь тяжело их «отключить».

Разумеется, в огромном большинстве случаев такая эвристика преувеличения веса уже имеющегося знания скорее полезна. Однако существуют ситуации, в которых её следует отключать, иначе последствия будут крайне болезненны.

Данное свойство разума иногда называется «проекцией убеждений». Исследования показали, что оно проявляется при решении самых разнообразных задач.

Один из видов проекции убеждений виден на следующем примере. Участников попросили оценить эффективность лекарства в гипотетическом эксперименте. Им сообщили, что:

  • 150 человек принимали лекарство и не излечились;
  • 150 человек принимали лекарство и излечились;
  • 75 человек не принимали лекарство и не излечились;
  • 300 человек не принимали лекарство и излечились;

В данном случае, поскольку контекст вопроса был для большинства участников нейтрален, они легко поняли, что лекарство не только неэффективно, но и попросту вредно.

Однако легко представить менее нейтральный контекст. В другом исследовании участников просили оценить результаты экспериментов по изучению связи между наличием братьев и сестёр и социальными навыками∴

  • 150 детей росли с братьями-сёстрами и не были социализированы;
  • 150 детей росли с братьями-сёстрами и были социализированы;
  • 75 детей не росли с братьями-сёстрами и не были социализированы;
  • 300 детей не росли с братьями-сёстрами и были социализированы;

Теперь участникам (которые в целом хорошо относились к идее наличия братьев или сестёр) было намного труднее принять результаты эксперимента, говорящие о том, что наличие братьев или сестер плохо влияет на социализированность. Как и в «силлогизме роз», априорное знание автоматически окрашивает воспринимаемые данные.

Исследования показывают, что если люди уверены в наличии связи между двумя явлениями, они непременно увидят её даже в тех данных, что говорят об обратном. К сожалению, в реальном мире это проявляется в том числе в весьма щекотливых ситуациях. Например, многие врачи продолжают верить в так называемый «тест Роршаха», когда на основании того, что человек видит в бессмысленных цветных пятнах, делаются выводы о его психике. Исследования не выявили никакой связи между этими явлениями, но врачи продолжают верить в «тест Роршаха» и потому находят ему всё новые «подтверждения».

Несомненно, в современном обществе есть ситуации, в которых необходимо обрабатывать свидетельства, не проецируя на них свои убеждения (хотя бы в юриспруденции). Многочисленные теоретики тем не менее доказывают, что восприятие проекции убеждений как искажения иногда маскирует тот факт, что это может быть также и полезно: «…неверные убеждения отравляют наше восприятие нового. Но тот же механизм укрепляет восприятие нового, если весь предыдущий опыт точен…»

Этот аргумент — в естественных условиях, когда большинство наших убеждений точны, проекция их на новые данные ускоряет накопление знаний — кочует по литературе по когнитивистике. Это, конечно, имеет смысл, если у нас есть большой набор точных убеждений, связанных с реальностью. Однако, среди моря неточных убеждений ситуация начинает выглядеть иначе.

Ещё одна разновидность этого же аргумента указывает на то, что убеждения образуют взаимозависимые цепи и пересмотр любого убеждения в зависимости от наблюдений приводит по цепочке к пересмотру многих других убеждений. Столь дорогая операция в условиях, когда бОльшая часть убеждений верна, бессмысленна и потому не могла возникнуть в процессе эволюции.

Суммируя: гипотеза полезности проекции убеждений требует наличия большого количества точных и достоверных убеждений. Если это условие выполнено, то проекция убеждений весьма рациональна.

Большое обсуждение рациональности. Часть 3

Альтернативные интерпретации фрейминг-эффектов (framing effects)

Ещё одной областью исследований, в которой предлагаются альтернативные интерпретации, являются фрейминг-эффекты. Напомним два примера из второй части:

Страна готовится к эпидемии, от которой умрут 600 человек. Два варианта описания выбора между программами лечения:

Вариант 1.

  • программа A гарантирует спасение 200 жизней;
  • программа B с вероятностью 1/3 спасает всех и с вероятностью 2/3 погибнут все.

Большинство выбирают вариант A. Это нормально. Фрейминг-эффект проявляется в следующем примере:

Вариант 2.

  • при принятии программы С точно умрут 400 человек;
  • при принятии программы D с вероятностью 1/3 никто не умрёт и с вероятностью 2/3 погибнут все.

Описаны те же самые программы, но упор сделан на потери, а не на риски. В результате большинство выбирают программу D. Это нарушает одну из аксиом инструментальной рациональности — инвариантности описания.

Некоторые исследователи выдвигают соображения в защиту тех, кто по видимости подвержен фрейминг-эффекту. В частности, они указывают, что описание может предоставлять некоторую неявную дополнительную информацию. В другом эксперимента люди оценили мясо с «75% мяса» как более плотное, чем мясо с «25% жира». Это может выглядеть иррационально, но есть соображение, что люди воспринимают «25% жира» как неявное указание на то, что жира было больше, чем сейчас.

В частности, схожий эффект был показан в другом эксперименте, где участникам показывали полупустой стакан с водой - те, кому говорили, что он наполовину пуст, считали, что стакан был полон, а те, кому сказали, что он наполовину полон, считали, что он был пуст. Таким образом, фрейминг-эффект может иногда неявно содержать информацию о прошлом состоянии.

Если переписать с учётом этого предыдущие варианты, то получим примерно это (в скобках курсивом додуманное благодаря фрейминг-эффекту)

  • программа A гарантирует спасение 200 жизней (до этого не выживал никто);
  • при принятии программы С точно умрут 400 человек (до этого выживали все).

Некоторые исследователи считают искажение невозвратных потерь проявлением фрейминг-эффекта. Напомним: стандартная экономическая теория требует, чтобы решения принимались лишь с учётом будущих потерь или приобретений, а никак не тех, что уже случились. Рассмотрим, однако, один из часто исследуемых примеров:

Вы в комнате гостиницы. Вы решаете посмотреть кино и включаете телевизор. Минут через пять вы чувствуете усталость, да и кино скучное. Продолжите ли вы смотреть кино?

В нашем исследовании только около 7% опрошенных решают смотреть кино дальше. Рассмотрим другое описание той же ситуации:

Вы в комнате гостиницы. Вы заплатили 6,95 долларов за телевизор в номере. Вы решаете посмотреть кино и включаете телевизор. Минут через пять вы чувствуете усталость, да и кино скучное. Продолжите ли вы смотреть кино?

Ситуация точно такая же, как в первом примере, кроме платы за телевизор. Он уже оплачен и вернуть деньги нельзя. По стандартной экономической теории эту плату бессмысленно и бесполезно учитывать при планировании своих будущих действий в данной ситуации.

Однако в нашем исследовании 62% опрошенных решили, что в этом случае они продолжат смотреть кино. Они продолжат делать то, что сделает их несчастнее, из-за уже уплаченных денег. С этой точки зрения искажение невозвратных потерь выглядит как фрейминг-эффект.

В 2007 году в одном из исследований было справедливо замечено, что вторая ситуация нарушает одно из важных условий фрейминг-эффекта: опрошенные должны сами считать предложенные изменения контекста описания чем-то несущественным. В большинстве случаев невозвратных потерь это условие не выполняется. В частности, в нашем исследовании проблемы «телевизор в номере» только треть опрошенных сочла оба описания одинаковыми. Эта часть опрошенных избежала искажения невозвратных потерь. Одна треть опрошенных посчитала свои решения субъективно различными, а ещё одна треть сочла, что их решения в двух ситуациях различались, поскольку обстоятельства были объективно различными.

Прогрессоры заметили бы, что в долгосрочной перспективе выгоднее научиться уходить от бесполезного влияния уже случившихся решений на собственное будущее.

Панглоссиане, вероятно, сказали бы, что, если уж уважать выбор конкретного человека в конкретной ситуации, то применительно к ситуациям с невозвратными потерями людей трудно обвинить в нерациональности — в конце концов, они делают лучше для своего эмоционального состояния.

,

Большое обсуждение рациональности. Часть 4

Баланс между точками зрения Прогрессоров и Панглоссиан

Итак, во второй и третьей части мы показали, как исследователи обнаружили расхождения между нормативной и описательной моделями как эпистемической, так и инструментальной рациональности. Эти расхождения рассматривались как реальные свидетельства иррациональности человеческой машины познания. Прогрессоры считают, что подобные расхождения можно уменьшить, применяя подходящие стратегии. Они полагают, что люди в общем не вполне рациональны, однако их можно научить.

В этой же части мы увидели, что многие результаты экспериментов можно интерпретировать как свидетельства высокой рациональности среднего человека. Панглоссиане придерживаются именно такой точки зрения. Прогрессоров и Панглоссиан часто называют мета-теоретиками, поскольку их теории не столько предсказывают частные, конкретные результаты, сколько сообщают специфические искажения последующим интерпретациям этих результатов.

Исследователь Адлер в своём тонком и взвешенном эссе 1991 года (далее Адлер-1991) указывает, что необходим баланс между точками зрения в зависимости от конкретной цели. В конкретной задаче от этого может страдать или точность предсказания, или точность описания. Он демонстрирует это на примере «проблемы Линды». Если имеет место ошибка коньюнкции, то страдает точность предсказания — вероятнее то, что Линда банковский служащий, а не то, что она банковский служащий-феминистка. Чтобы избежать неточности предсказания, следует игнорировать описание личных свойств Линды. С другой стороны, при подобном игнорировании уменьшается точность описания самой Линды, что может сыграть роль при прогнозировании действий именно самой Линды. (Эта дихотомия «точность предсказания vs точность описания» напоминает знаменитый принцип неопределённости Гейзенберга «чем точнее измеряется одна характеристика объекта, тем менее точно измерение другой характеристики».)

Также в Адлер-1991 звучит предупреждение Прогрессорам, что улучшение точности решения сиюминутных задач в долгосрочной перспективе может привести к стратегическому ухудшению (ср. с поговоркой «не видеть леса за деревьями»). Схожим образом предостерегают и Панглоссиан: «стремление к стратегическим целям не должно служить извинением тактических ошибок». Так, долгосрочный выигрыш при вероятностном подходе не отменяет конкретных ошибок в конкретной ситуации и не извиняет их (и на этот случай имеется поговорка «лес рубят — щепки летят»).

Вот предельно краткая выжимка из Адлер-1991: «Если ответы испытуемых выглядят неверно, это не отменяет того, что в какой-то иной системе координат они верны. Аналогично, ответы, верные с какой-то точки зрения, не освобождаются тем самым от критики в иных условиях.» (На мой вкус, здесь Адлер опасно близок к релятивизму, когда «все правы» и в итоге паралич решений.)

Слабость спора Прогрессоры-Панглоссиане в том, что они пытаются оставить лишь одну систему отсчёта из двух, без учёта сильных сторон и «слепых пятен», присущих каждой из сторон.

Панглоссиане убедительно показывают важность эволюции и степень приспособленности, достигнутую благодаря ей. Прогрессорам нет равных в уверенности в том, что люди способны к сознательным изменениям.

Прогрессоры зачастую слишком поспешны в выводах и недооценивают реальные способности интеллекта, выработавшиеся за сотни тысячелетий. Панглоссиане равным образом часто ошибаются в своих оценках приспособленности людей к современной техносреде, для которых эволюционные механизмы банально не успели сформироваться, и игнорируют возможность сознательной коррекции ошибок мышления.

У обоих лагерей в распоряжении одни и те же факты об одном и том же мире, но на первый план в зависимости от убеждений выдвигают разные наборы фактов, оставляя в тени остальные. Для Прогрессоров мир полон ужасов — рушащиеся финансовые пирамиды, отрицатели холокоста, миллиарды долларов, сжираемые шарлатанами от медицины, уважаемые физики, признающиеся в креационизме, финансовые институты, выкидывающие на ветер океаны денег. Таким образом, Прогрессоры обращают меньше внимания на то, на что упирают Панглоссиане — что люди располагают изумительно мощными и прекрасно отлаженными мозгами, отменно вычисляющими частотные характеристики событий, осваивающие новые языки со сверхъестественной легкостью и ориентирующиеся в трехмерном пространстве с невероятной точностью.

В обоих лагерях понимают плюсы и минусы своих позиций, но оценки того, насколько они существенны, сильно различаются. Например, степень приспособленности в результате эволюции механизмов познания к технологическому обществу. Прогрессоры полагают, что эти механизмы то и дело дают сбои, в то время как Панглоссиане считают подобное отношение жутким преувеличением.

В отношении к возможности исправления нарушений когнитивных механизмов также таятся подводные камни. Панглоссиане в своём восхищении мощью человеческого разума упускают возможности исправить кое-какие неточности в его работе. У безудержного прогрессорства также есть своя цена — риск потратить слишком много ресурсов на «исправление» человека вместо того, чтобы как-то изменить его окружение.

Многих задевает мнение Прогрессоров, что в людях полно ошибок — подобная интерпретация исследований в чём-то унизительна. Другие замечают, что доля правды в таких толкованиях всё же — слишком много катастроф в мире обязаны «человеческому фактору» и Прогрессоры думают, что многих из них можно избежать, научив людей лучшим способам думать.

Предположим, что Прогрессоры ошибаются и войны, экономические кризисы, техногенные катастрофы, «пирамиды», религиозный фанатизм, разрушенные семьи — всё это не результат неверных алгоритмов мышления, поддающихся коррекции. Сразу же возникает вопрос: тогда результат чего всё это? В качестве одного из объяснений всех этих несчастий предлагаются различные неразрешимые социальные дилеммы вроде знаменитой «дилеммы заключённого».

Если версия неразрешимых социальных конфликтов недостаточна, существует ещё одно объяснение, ещё менее аппетитное. Инструментальная рациональность есть выбор максимально эффективных способов достижения целей — любых целей. Если мир полон катастроф несмотря на то, что люди эффективны в достижении целей (как считают Панглоссиане) и отсутствуют неразрешимые социальные конфликты, то у нас остаётся лишь удручающий вывод: огромные массы людей эффективно достигают поистине адских целей. В первой части мы указали, что «тонкая» теория рациональности приводит к своеобразному пониманию и оправданию политиков, подобных Гитлеру — они же крайне эффективны в достижении целей! Совместить несомненный факт ежедневных несчастий разного калибра и воззрения Панглоссиан на человека как на нечто предельно рациональное можно, лишь предположив наличие множества «рациональных Гитлеров», крайне эффективно достигающих свои дьявольски деструктивные цели. Это предположение, по иронии судьбы, приводит нас в куда менее благостный мир, чем изначально считали Панглоссиане. Некоторая присущая людям иррациональность выглядит куда меньшим злом, чем мир, наполненный подобными эффективными рационалистами.

Таким образом, большой спор между Прогрессорами и Панглоссианами выглядит нескончаемым. Но что если попробовать выйти за рамки этого противостояния? Удастся ли увидеть ту перспективу, в которой, возможно, сходятся непересекающиеся позиции обеих сторон? В пятой части я предложу подобную теорию. Сейчас же нам осталось обсудить важный класс свидетельств, имеющих значение для этой теории.

Большое обсуждение рациональности. Часть 5

Индивидуальные различия в рациональном мышлении

Во второй и третьей части мы увидели, что исследования за три десятилетия показали, сколь многими способами реакции людей в массе случаев отличаются от так называемых нормативных реакций. В этой части мы убедились, что интерпретация этих наблюдений является предметом ожесточённых споров. Тем не менее один аспект до сих пор не привлекал внимания ни одной стороны спора.

Несмотря на то, что в среднем участники экспериментов успешно демонстрировали сверхуверенность, недооценки базовой ставки, нарушали аксиомы выбора и т.д. и т.п. — какое-то количество людей давали нормативные ответы. В исследованиях калибровки знаний какая-то часть испытуемых демонстрировала практически идеальную откалиброванность. Аналогичным образом, в исследованиях вероятностного суждения какая-то часть людей демонстрировала использование знаний вероятностей в точном соответствии с теоремой Байеса. Некоторые справлялись даже с весьма абстрактными задачами выбора. Все эти индивидуальные различия практически не привлекали внимания исследователей.

Если коротко: немногие давали ответы, признанные нормативными, в то время как большинство — нет. Это происходило во всех экспериментах. Можно ли что-то извлечь из данного наблюдения? Это зависит от того, насколько систематически подобные отклонения. Теоретически это может быть случайностью — всегда кому-то везёт попасть на правильный ответ. В этом случае не будет никаких статистически значимых зависимостей частоты правильных ответов от любых других факторов. Но так ли это?

Несколько исследований пытались ответить на вопрос «Действительно ли люди с более развитым мышлением чаще дают ответы, считающиеся нормативными?», или даже более интересный вопрос «Действительно ли люди с более развитым мышлением склонны давать среднестатистические ответы?», как это следовало бы из воззрений Панглоссиан. Эти исследования дали некоторые достаточно убедительные результаты.

Индивидуальные различия в когнитивных способностях проявляются по-разному. Например, есть зависимость от возраста: у подростков показатели IQ в среднем лучше, чем у детей, а у взрослых в среднем лучше, чем у подростков.

Тестов IQ недостаточно для полного определения когнитивных способностей: они не покрывают многие важные аспекты рационального мышления. Для примера: убеждения, их структуру и готовность их изменять — это то, что касается эпистемической рациональности. Другой пример: цели, их структура и иерархия — часть инструментальной рациональности. Из более-менее исследованных привычек мышления можно упомянуть активное открытое мышление, потребность много думать, стремление учитывать последствия, замкнутость мышления и догматизм. Насколько связаны эти привычки и способность к рациональному решению задач?

Тесты IQ показывают несомненную связь между уровнем интеллекта и способностью избегать многих когнитивных искажений — но не всех. Однако негативной зависимости не выявлено нигде — то есть люди, дающие не-нормативные ответы, в среднем имеют меньший IQ (а не больший, как предполагают Панглоссиане).

Вот краткий перечень обнаруженных корреляций между IQ и способностью избегать когнитивного искажения (чем выше число, тем лучше корреляция):

  • 0,35-0,45 для «искажения веры»;
  • 0,20-0,25 для задач на проверку предположений;
  • 0,15-0,20 для outcome bias;
  • 0,20-0,40 для «задачи выбора из четырёх карт»;
  • 0,05-0,15 для различных видов сверхуверенности.

Исследования других когнитивных способностей в основном согласуются с тенденциями для тестов IQ — различные аспекты рациональности связаны со способностью избегать многих когнитивных искажений, но опять же не всех. Негативных зависимостей, как и с тестами IQ, обнаружено не было — люди с меньшими когнитивными способностями чаще подвержены когнитивным искажениям, а не наоборот.

Статистика по IQ, различным когнитивным способностям и влиянию на них возраста отнюдь не однозначна, на многих задачах расплывчата или недостаточна, но указывает примерно в одном направлении. Рациональное мышление, кажется, возрастает с увеличением разумности. Наблюдаемая вариативность ответов, таким образом, является системным явлением, а не следствием ошибок измерения или интерпретации. В следующей части мы увидим, к каким выводам это может привести обе стороны Большого Обсуждения Рациональности.

Add new comment

Plain text

  • No HTML tags allowed.
  • Web page addresses and e-mail addresses turn into links automatically.
  • Lines and paragraphs break automatically.
CAPTCHA
This question is for testing whether or not you are a human visitor and to prevent automated spam submissions.